После Дня Победы
Марка взяли в плен сразу после Дня Победы.
— А мне вчера пилотку купили, — сказал Матвей на большой перемене, когда все вернулись с обеда.
У него на голове, как будто гребешок вырос — была зелёная шапочка.
— А я зато кашу ел! Мне сам солдат в парке дал! Гречневую, — похвастался Димка.
— Да кто не ел! Я тоже ел, две порции, — фыркнул Сёма.
— А у меня целых три ленточки — вот, — Марина вытащила из кармана мятый комок из чёрных и оранжевых полосок.
— А я на танк залез, поняли! Бдыщ-дыщ-дыщ! — изобразил Тимур.
Марк не знал, что сказать. У него не было ни пилотки, ни ленточек. Он не ел кашу и не лазил на танк. У него папа плакал. Они с мамой в гостиной фильм смотрели. Очень скучный. Одни разговоры. Так что Марк хоть и сидел рядом, но собирал лего. А когда случайно взглянул на папу, то увидел, как по его щекам ручьятся слёзы и впадают прямо в бороду.
Это было странно. Папа же не упал с велосипеда и не расшиб коленку. На него не накричал тренер в бассейне. И ему не сломали легозавра, которого он собирал целый вечер.
Папа спокойно сидел в кресле, смотрел фильм и молча плакал. И от того, что папа плакал, вот так, от фильма, без звука, у Марка будто оглохли уши, а внутри что-то сжалось в комок.
— П-пап? — прошептал Марк.
Тогда папа улыбнулся ему и сказал:
— Марк... всё в порядке, Марк. Просто война, — он показал на экран, — это отвратительно. Гибнут люди... Всё живое гибнет. Тяжело...
И от того, что папа говорил с ним как обычно, слух у Марка вернулся. А комок, наоборот, исчез. И потом, после фильма, и правда всё было в порядке. Они втроём весь вечер рубились в «уно», а потом в «башню», и на всю комнату хохотали, когда «башня» рушилась.
Марк решил рассказать, как выиграл в «уно». Но не успел.
— ...И вообще, — заявил Тимур, — мой папа говорит, что мы можем повторить! Что мы всех победим, поняли?
Тогда кто-то предложил:
— Так давайте повторим!
— А правда, давайте в войну!
— Давайте победим!
— Ура-а-а!
«Война — это отвратительно», — хотел повторить за своим папой Марк.
Но опять не успел.
Победить хотели все.
Сначала стреляли по первому «Б». Очень просто. Раз те, кто в первом «Б», не в их в первом «А», то значит, они чужие и будут фашистами. Пальцы сжали в кулаки, кроме указательных, — и указательными стали стрелять.
— Пиу! Пиу!
— Дыдыщ! Дыдыщ!
Все, кроме Марка, откуда-то знали, что вот так можно стрелять. Марк тоже сжал кулаки и выставил указательные пальцы. Прижал их друг к дружке — и вдруг увидел, что они разные. Развёрнуты в разные стороны. И на левом размазаны пятна от ручки. А на правом оттопыривается огромная заусеница. Марк сразу потянул палец к зубам, чтобы её отгрызть. Но вдруг отдёрнул руку от себя — а вдруг палец выстрелит прямо в него?
— Пиу! Пиу! — прозвенело над ухом.
— Давайте тогда делиться! — скомандовал Матвей.
Марк оглянулся: первый «Б» куда-то уходил с учительницей. В коридоре оставался только их класс.
— Чур по очереди! Первые будут наши, вторые — фашистами. И наши будут брать фашистов в плен!
— Когда всех возьмут — тогда и победим, — подхватил Тимур и тут же начал считать с себя. — Первый, второй, первый, второй...
И не успел Марк опомниться, как оказался в фашистах.
— Я не играю, — сказал он и отошёл в сторонку.
Но его никто не услышал. Снова раздалось:
— Пиу! Пиу!
— Дыдыщ! Дыдыщ!
Все стали бегать по коридору, стрелять, кричать «Всё, ты — труп!» или «Ага, ты в плену!», а ещё падать и хохотать. Особенно смешно получалось у Димки: он валился на пол и начинал дрыгать руками и ногами, как будто у него там, на полу, была дискотека.
Марк тоже засмеялся, пока смотрел на Димку.
Как вдруг кто-то схватил его за запястья:
— Попался!
Это была Марина. Самая высокая в классе. Она ловко завела Марку руки за спину. Марк попытался дёрнуться, но оказалось, что Марина была не только самая высокая. Среди неё и Марка она была самая сильная.
— Пошли, ты в плену, — толкнула она Марка в спину.
Всем, кого брали в плен, заводили руки за спину и вели к стене.
— Отпусти! — задёргался Марк.
— А вот и нет, ты в плену, — засмеялась Марина.
— Я не играю! — сказал Марк.
— Ага, щас! Как в плен попал — так не играю! Надо было раньше говорить, — рассердилась Марина.
— Я говорил, — сказал Марк, и почувствовал, что голос его задрожал.
Марк огляделся: кого бы позвать на помощь? Но все были заняты: кто бегал и стрелял, а кто валялся трупом, но через несколько секунд снова оживал, чтобы снова упасть трупом...
Пленённые руки и плечи Марка заныли. Он попытался взглянуть на наручные часы, чтобы понять, сколько осталось времени до звонка, но не смог как следует вывернуть шею.
Откуда-то появился Сёма с телефоном в руке. Хотя все знают, что в школе играть на телефоне нельзя!
— Я сказал, что позвонить. Сейчас буду вас в тик-ток снимать, — захихикал Сёма.
И навёл камеру прямо на Марка и Марину.
— Я взяла фашиста в плен! — завопила Марина.
И тут же Марку под ноги упал другой пленник.
— А вот ещё один труп, — обрадовалась Марина.
— Я не играю, — прошептал Марк.
— Снял! Сейчас выложу! — засмеялся Сёма.
И тогда Марк понял, что сейчас все увидят, что он в плену. А значит и мама увидит. И папа. Он посмотрит тик-ток и поймёт, что Марка взяли в плен. И скоро он погибнет. Потому что на войне гибнут люди. Всё живое гибнет. И папа снова заплачет. Как вчера. Без звука.
Марк почувствовал, как внутри опять что-то сжалось в комок.
— Пап, — вырвалось у Марка.
— Никаких пап! — пихнула его Марина.
И тогда Марка вырвало.
Прямо на чей-то труп.
Труп тут же ожил и подскочил:
— А-а-а, ты вообще что ли?
Труп посмотрел на свою испачканную жилетку и заревел.
Это был Димка. И от того, что Марка вырвало прямо на Димку, и выглядело это гадко, и гадко пахло, и Димка больше не дрыгался, а ревел, Марк тоже заревел.
— Ты... ты чего? — испугалась Марина.
И освободила его руки. Но Марк этого не заметил. Он так и стоял с заведёнными за спину руками, когда его снова вырвало. Теперь просто на пол.
— Буэ! Что ты ему сделала? — закричал Матвей.
И зажал рот ладонями.
— Я ничего не делала! Он сам! Сам! Сам! — заревела Марина.
А потом её тоже вырвало.
Тогда и Матвея вырвало...
А когда прибежала Алиса Алексеевна, рвало всех. И плач стоял такой, что за окном вороны сорвались с дерева и взмыли в небо. И долго кружились над школой, как хлопья пепла.
Хельсинки, январь 2022