Город на Пузатой речке
Пойдём гулять по городу! Я расскажу тебе о моём любимом городе на Пузатой речке. Вот Зоркая улица...
Зоркая улица
У домов на Зоркой улице неважная осанка. Они вечно сутулятся и наклоняются вперёд. Можно подумать, что они стараются что-то услышать.
Я рассказываю дому № 3, как испугалась привидения в подземном переходе. № 3 возмущённо мигает подъездной лампочкой. Пусть доберётся до него привидение — он устроит ему такую взбучку!
Пятому дому я твержу, что Бродячий фонарь существует. Вчера я видела его на Сосновой улице, сегодня на Еловой. Пятый дом восторженно аплодирует форточками.
У дома № 7 наконец-то распустились ландыши. Я дышу ими, дышу-ландышу. А седьмой гладит меня по голове оконными занавесками.
Девятый дом самый сутулый. Пока я несу к нему свои печали и радости, у него от нетерпения вырастают уши.
— Маленький мой, — глажу его по ушкам, — добряка ты мой чуткий.
Он распрямляет спину и вытягивается выше всех остальных домов на Зоркой улице.
Сосновый переулок
У Соснового переулка две мамы-улицы — Сосновая и Еловая. Сосновый переулок часто канючит от скуки и просится у мам погулять. Но они крепко держат сынка при себе: обещают ему ровную дорогу, яркие фонари или прочные скамейки. Только Сосновому переулку больше всего хочется брата. Проныры-воробьи, которые любят купаться в его пыльных лужах, как-то рассказывали, что возле Южного парка живут сразу семь Строительных переулков! И мама-улица у них только одна. Братья-переулки постоянно играют друг с другом: кто кого перерастёт? Каждый год они убегают от Строительной улицы всё дальше, становятся всё длиннее, обрастают новыми деревьями и клумбами.
— Пожалуйста, поторопите их, — упрашивает воробьёв Сосновый переулок. — Пусть они доберутся до меня побыстрее. Мы начинаемся на одну букву! Мы будем хорошими братьями!
— Тиш-ш-ш, — ворчат на сынка Сосновая и Еловая улицы. — Что ты снова разбуянился? Опять трубы прорвало. Веди себя пристойно. Завтра получишь горку щебня.
На Строительной улице
Строительная улица длинная и широкая, как поле. В первое утро лета все городские скамейки собираются на ней и начинают демонстрацию. Впереди вышагивают скамейки заслуженные — продавленные и исписанные. Замыкают шествие новёхонькие, целые.
— Грязные ботинки прочь от нас! — смело выкрикивают скамейки. Со спинками и без. — Даёшь ежегодную починку и покраску!
Из машин на обочинах вылезают засиженные кресла.
— Долой рабство! Свобода не на словах, а на деле! — кричат они и сбрасывают надоевшие чехлы.
На шум из подъездов выбегают колченогие табуретки, залезают друг на друга кривыми башнями и рухают прямо в демонстрацию. Неразбериха страшная! Только хозяева могут различить, где чья спинка, а где чья ножка. Хозяева приходят в самый разгар демонстрации и уводят кресла в машины, а табуретки — по домам. Лишь скамейки сами расползаются жуками по своим местам. К обеду к каждой приходит дворник с кистью и ведёрком краски. На закате скамейки засыпают довольные. Всю ночь от их сопения постукивают таблички «Осторожно. Окрашено».
Скамейка с гладкой спинкой
Раньше скамейка с гладкой спинкой лежала в заброшенном саду. У неё были сломаны все ножки. Рядом в песочнице росли мятлик и дикая клубника. Скамейка с гладкой спинкой вдыхала сладкий запах и вспоминала прошлое. Сидела на ней тётенька с шершавыми ладонями. От их прикосновений скамейке становилось щекотно, и она скрипела от удовольствия. Однажды скамейка с гладкой спинкой погрузилась в воспоминания и не заметила, как её унесли от песочницы. Раз — и уже в мастерской. Здесь ей приладили кованые ножки и заново покрыли лаком. А потом отвезли на Ажурную площадь. Ну и галдёж! Ну и тарарам! На скамейку с гладкой спинкой навалили сумок, облили чаем, попрыгали по ней ногами. Запахло чужими странами. И тоненько — клубникой. Скамейка с гладкой спинкой прислушалась — это на другом конце площади торговала ягодой бабушка. Скамейка услышала, как шкрябочат друг об друга её ладони. А я услышала, как скамейка заскрипела.
Ажурная площадь
Говорят, что Ажурную площадь связала Бабушка с шершавыми ладонями. С самого утра она сидит под ветвистым клёном и работает спицами. Они мелькают так лихо, словно родня велосипедным. И нитки в клубках всегда быстро заканчиваются. Тогда из тополиного пуха Бабушка с шершавыми ладонями вяжет нежнейшие шали. Из нитей дождя у неё выходят лёгкие блестящие корзинки, из солнечных лучей — абажуры для фонарей. С самого утра к бабушке выстраиваются в очередь мамы с дочками — заплести косицы. К ней обращаются за помощью бегуны с порванными шнурками и уличные музыканты, на гитарах которых лопнули струны. Однажды ночью ураган оборвал на Ажурной площади все провода. Но бабушкины спицы уже к полудню всё восстановили в лучшем виде. А позже жители заметили, что в городе не осталось ни единого паука — они все сбежали от зависти. Так что нет ничего удивительного в том, что Бабушка с шершавыми ладонями связала Ажурную площадь.
Фонтан на Ажурной площади
В фонтане на Ажурной площади живут хранители монет. Они ловко маскируются под цвет воды. Лишь пальцы у них всегда фиолетовые, пупырчатые. Днём хранители считают, сколько появилось новых монет. А ночью начищают монеты до блеска и красиво раскладывают на дне — чтоб наутро сверкали в брызгах. Когда фонтаны выключают, хранители собирают монеты в кучу и прячут за плиткой или камнем. Они не подписывают и не запоминают эти места, поэтому иногда натыкаются на поза-поза-позапрошлогодние клады. Тогда хранители закатывают себе отпуск на всю зиму. Они садятся в автобус и отправляются погостить к двоюродным братьям и сёстрам из Кривого водопада. Плату за проезд хранители оставляют под сиденьями на полу. Поэтому когда я в автобусе нахожу монетки, то сразу отдаю их кондуктору.
Единственный
Автобусов в городе на Пузатой речке много, а троллейбус — один-единственный. Его так и называют — Единственный. Он возит пассажиров вдоль набережной Пузатой речки и развлекает их фотографиями диких животных. Единственный знает, что в городе есть зоопарк. В нём живут олени, лоси, горные бараны и козы.
— Рогатые мои души, — вздыхает троллейбус.
Хотел бы он взглянуть на них хоть разок. Да как добраться? Проводов до зоопарка не натянули. Единственный пытался пару раз поехать без проводов: заруливал в случайные переулки. Но как только его рога падали на дорогу, он застывал на месте как дом.
Однажды ночью рядом с ним очутилась улитка. Она прошептала:
— Ты слишком торопишься. Ползи за мной.
Улитка пошевелила рожками, троллейбус послушался и пополз. Еле-еле. Сантиметр за сантиметром. Поэтому никто не заподозрил, что он движется сам по себе.
Улитка проводила Единственного до зоопарка. Она втянула сколько сумелось воздуха в тощую грудь и призывно свистнула. К решёткам вольеров подбежали всевозможные рогачи.
— Как мне отблагодарить тебя?! — со слезами на глазах воскликнул троллейбус.
— Подари мне... бесплатный... билет... на неделю, — едва отдышавшись, ответила улитка.
Пузатая речка
Пузатая речка похожа на часы с ремешком. На круглые часы с тонким ремешком. Давным-давно эти часы принадлежали Королеве Океанне. Жизнь у неё была суетливая, шумная. Каждый день Королева Океанна наряжалась для выхода в свет. В её трюмо хранились сотни украшений голубого и зелёного цветов: ленты и пояса, галстуки и жабо, броши и заколки, бусы и колье, шляпки и вуали. Лишь часы она носила одни и те же, маленькие и незаметные.
«Это же просто время, — думала Королева Океанна. — А что в нём красивого? Так, ерунда».
Но однажды Королева Океанна подошла к своему трюмо и не смогла найти часы. Королева перебрала все ленты и пояса, галстуки и жабо, броши и заколки, бусы и колье, шляпки и вуали, но часы как сквозь землю провалились!
«Стыдно будет опоздать на вечерний бал!» — подумала Королева Океанна и отправилась на поиски.
Она долго бродила по полянам и холмам. И наконец увидела, что часы никуда не провалились, а текут по земле как самая настоящая речка!
Присела Королева Океанна отдохнуть. Какое тихое и живописное место!
— Наверное, и жизнь тут такая же размеренная, как ход часов, — представила Королева Океанна.
Она залюбовалась прекрасным видом и решила всё бросить и жить у речки. А украшения пришлось пустить по ветру. В разные стороны. Одно за одним. Упав на землю, они превратились в моря и реки, озёра и льды — украсили землю. Но Королеве Океанне было всё равно — она уже нашла своё любимое место. Со временем оно и другим понравилось. Так что здесь вырос целый город. А речку стали называть Пузатой. Никто ведь не знал, что это бывшие часы Королевы Океанны. А она никому и не рассказывала.
Остров на Пузатой речке
Под самым широким пнём на набережной Пузатой речки спрятан сапог. Это муравьиный тайник. В нём хранятся потерянные детали пазлов. Муравьи-художники собирают их по всему городу. С кусочками неба, цветов и травы, с носами и усами, с яркими крапинами и пятнами — всякие разные. Детали с понятными картинками муравьи складывают в подошву сапога. А непонятные оставляют в голенище. Осенью муравьи арендуют у белок-богачек скорлупки желудей. Каждый найденный пазл они переправляют на остров посередине Пузатой речки. Муравьи торопятся, пока не опали все листья. Они выкладывают на острове большую картину из пазлов. Потом возвращаются домой и долго растирают сосновым маслом натруженные лапки. Когда весною сходит снег, на острове расцветает картина обо всём на свете. Чтобы увидеть её целиком, нужно забраться повыше. А лучше полетать. Как ласточки или стрижихи. Они самые верные поклонницы муравьёв-художников.
Бродячий фонарь
Бродячий фонарь никогда не стоит на одном месте. Он постоянно кочует по городу — ищет свою подружку Тьму-Тьмущую. Она самая лучшая невидимка на свете. Но, к сожалению, неисправимая трусиха.
Каждое утро Тьма-Тьмущая пугается солнца и исчезает.
— Куда ты? — сразу гаснет фонарь и еле-еле дожидается вечера, чтобы отправиться на поиски.
Он находит Тьму-Тьмущую в зарослях Южного парка, в колодце Соснового переулка или в сарае на Зоркой улице.
Но иногда Бродячий фонарь не может отыскать Тьму-Тьмущую всю ночь. Приходится вызывать на подмогу сыщиков-сов.
Шурх-шурх-шурх — вылетает сыщицкая команда. У одной совы — лупа, у второй — сачок, а у третьей — лассо.
— Не у-у! Не уйдёт! — ухают сыщики-совы и кружат по всему городу.
Бродячий фонарь покорно ждёт в Грустном переулке.
— Бу! — неожиданно выскакивает из-за угла Тьма-Тьмущая.
— Ты сама нашлась, глупыха! — мерцает от радости Бродячий фонарь.
Тьма-Тьмущая забирается к нему под бочок и греется под его тусклым светом.
Толстый камень
На берегу острова на Пузатой речке векует толстый камень. У него на макушке потрёпанный берет из мха и черничных кустов. Берет прикрывает лысину Толстого камня. Она нежная как мыло. Когда на город надвигается сильный ветер, метеорологи объявляют мыльное предупреждение. Ветер безнаказанно швыряется волнами из Пузатой речки. Его не угомонить! Скоро моховой берет Толстого камня промокает насквозь, и через ветки черники вырываются на свободу мыльные пузыри. Они разлетаются по всему Городу на Пузатой речке. Красотища! Но мы, жители города, в шторм сидим дома. Только хранители монеток высовываются из фонтана на Ажурной площади и пытаются ухватить как можно больше пузырей. Они верят, что поймать мыльный пузырь — это к богатству.
В самом большом дупле
В самом большом дупле на набережной Пузатой речки живёт Ёка. Она просыпается с первым снегом. Летом Ёка спит. Но как только в дупло залетают снежинки, Ёка просыпается. Она высовывает голову из дупла и широко открывает рот. Скорее наесться! В спячке Ёка копит аппетит, поэтому первого снега для неё всегда маловато. Вот бы неделю снегопада сразу! Снегопад для Ёки — самый пир. Не то что мокроснег. Тогда под ногами слякотно, и Ёка живёт впроголодь. Хотя она итак страшно худая. Как палка! Однажды осенью Тьма-Тьмущая спряталась в дупле и наткнулась на спящую Ёку. Тьма-Тьмущая испугалась и тут же сбежала к Бродячему фонарю. Но утром вернулась снова. Ёка была такая хрупкая.
— Мы с ней похожи, — решила Тьма-Тьмущая. — Наверное, она тоже боится солнца, раз прячется в дупле.
Той осенью Тьма-Тьмущая проверяла спящую Ёку каждую ночь. А когда пошёл первый снег, Ёка проснулась, и Тьма-Тьмущая, то есть теперь уже Бель-Белющая просто засветилась от радости.
— Приятного аппетита! — пожелала Бель-Белющая Ёке.
Она знала, что с Ёкой она снова станет самой собой — Тьмой-Тьмущей.
Набережная Пузатой речки
Раз в месяц на набережной Пузатой речки собираются светофорные человечки. Дождавшись ночи, они идут от своих светофоров парами — красный и зелёный. Все человечки приходят заранее, делятся свежими новостями про пешеходов и потягивают электрический ток. Только светофорные человечки с Любимого проспекта всегда запаздывают — на главной улице приходится работать дольше всех.
Скоро шеф светофорных человечков объявляет:
— Время меняться светофорами!
— Ура! Ура! — кричат зелёный и красный из светофора на Сосновой улице. Там мало пешеходов, и человечки огорчаются, что работают вхолостую.
— Ура! Ура! — тоже довольны человечки из светофора возле Ажурной площади. Здесь что взрослые, что дети часто перебегают дорогу. И на зелёного человечка. И на красного. Человечки сильно переживают за неправильных пешеходов и однажды сломались из-за мальчика, который едва не угодил под машину.
Когда шеф поменяет всех светофорами, начинается дискотека. Человечки мигают по очереди: медленно красные и быстро зелёные, быстро красные и медленно зелёные. А потом по-простому: красные-зелёные-красные-зелёные... Светофорные человечки обожают танцы после собрания. Они веселятся, пока не погаснут все звёзды. А потом вприпрыжку расходятся по новым рабочим домам.
Любимый проспект
Любимый проспект замощён брусчаткой. Её выпекает самый старый дедушка нашего города. Это дело передаётся ему по цепочке — из века в век. Дедушка замешивает в огромном котле крутое тесто — из мелкого гранита, песка, соли. Да ещё чуток воды добавляет. Потом наполняет тестом железную форму и ставит в брусчатницу. Можно выпекать! Работа это медленная — на год-другой. Ведь брусок должен стать очень прочным, каменным. Но у самого старого дедушки обычно хватает времени. Каждую неделю он переворачивает брусок на бочок и смазывает его взбитыми яйцами — для блеска. А когда камень полностью готов, дедушка надевает парадный костюм и мостит брусок на проспекте. Рядом с самым последним. То есть теперь уже предпоследним. Дедушка не даёт объявлений, поэтому газеты и телевидение про это событие не рассказывают. Только через несколько лет прохожие замечают, что мостовая удлинилась. Они радуются, что их город держит такая надёжная дорога, и пишут благодарственные письма мэру.
Ручеёк по имени Наутёк
Вдоль тротуара на Любимом проспекте бежит ручеёк. Он родился, когда дворник Любимого проспекта заканчивал генеральную уборку. Дворник в последний раз ополоснул веник в тазу и с шумом выпустил мыльную воду на дорогу. Вода в охотку помчалась к канализационному люку. Ей хотелось громко плюхнуться. Но несколько струек возмутились:
— Всем вместе в один люк?! Вот ещё! Мы не хотим как все!
Струйки дружно обнялись и бросились наутёк вдоль тротуара.
— Кажется, теперь я — отдельный ручеёк! — воскликнул Наутёк. — Я сам буду решать, как мне жить!
И ручеёк по имени Наутёк решил помогать всем, кого встретит на пути.
— Меня замучила грязь! Откуда только берётся? — первой пожаловалась дорога.
— Какие проблемы?! — сказал Наутёк и забрал грязь дороги с собой.
— А вам чем могу служить? — спросил он у животных, пробегая мимо зоопарка.
— Кажется, у нас аллергия, — и они показали на залежи тополиного пуха возле бордюра.
— Чепуха! — Наутёк подхватил пух и рассмеялся — тот приятно защекотал его изнутри.
С тех пор ручеёк Наутёк целыми днями бегает по городу и всем помогает. А по ночам отдыхает в фонтане в заброшенном саду. Он спит и мечтает, что вырастет и станет фонтаном-царём.
Переход с привидением
В подземном переходе на Любимом проспекте тоскует привидение. Ему скучно петь в одиночку.
— У-у-у! Ву-у-у! — скулит привидение из щитка с проводами.
Но прохожие давно привыкли к этим звукам и перестали пугаться.
А ведь раньше кричали на все лады:
— А-а-а-а! Уй-ю-ю-юй! И! И! И!
Тогда у привидения и испуганного прохожего получался певческий дуэт. А раз и квартет сложился! Сначала десять минут визжали, а потом от смеха плакали. Гармония! Уши радовались! А теперь его никто не боится...
Однажды привидение не выдержало тоски и вылезло на Любимый проспект.
— Кому солиста? Могу петь басом, могу дискантом! — завыло на перекрёстке отчаявшееся привидение.
По тротуарам спешили на работу прохожие. По брусчатке хором грохотали машины. Да разве в такой какофонии кто-нибудь услышит?! Привиденьюшко шлёпнулось на бордюр и зарыдало. А мимо бордюра спешил трудолюбивый ручеёк по имени Наутёк. Он уносил куда подальше пыль и грязь.
— Спасибо за слёзы, старина, — прожурчал Наутёк. — Любая вода делает меня сильнее!
Тогда привидение подтянуло живот и заревело изо всех сил:
— У-у-у! Ву-у-у! У-у-у! Ву-у-у!
С той поры привидение хоть и тоскует в переходе, но больше по привычке. Привидение знает: даже если ты плачешь, ты всё равно кому-то нужен.
Собачий оркестр
Ранним утром у консерватории занимают местечко городские собаки. Переминаются в ожидании, напрягают уши.
Вскоре с долгожданным щелчком открываются форточки.
— Гам-та-та-там, — раздаётся из консерватории голос трубы.
— Гав-та-та-тав, — повторяет за трубой черноухая дворняга.
— Тиу-тиу-тиу, — слышится скрипка.
— Тяв-тиу-тяв-тиу, — подражает скрипке ребрастая моська.
— Бу-бу-бу, — доносятся звуки контрабаса.
— Бву-бву-бву, — учится гавкать басом щенок.
Собаки распеваются. Распеваться — это важно. Голос после распевки как мандарин без кожуры — свободный, сочный, без хрипотцы. Главное — выбрать, на какой инструмент распеться. А уж потом — можно целый день носиться по городу оркестром. Сегодня — гастроли на Строительной улице. Завтра у Пузатой речки отчётный концерт. Собачий оркестр для всего города работает задаром. Только домашние псы этого не понимают.
Они с недоумением смотрят городским собакам вслед. А на поводках у домашних псов танцуют мальчики в наушниках.
Булочная «Помадка»
Миндалий работает в булочной не меньше ста лет. Никто в городе не видел в «Помадке» другого пекаря. У Миндалия седая борода и белёные от муки ладони. К каждому дню рожденья города он готовит огромные плюшкопироги. Миндалий режет их на сотни маленьких плюшек. Они полагаются только мальчикам, которым исполнилось семь лет. В плюшкопирогах Миндалий запрятал семь свистулек. Мальчики, которым они попадутся, станут городскими трубачами. Мальчики разрывают плюшки в крошки. По очереди раздаются семь свистов. А кто-кто вдобавок пищит от радости. Вечером на стадионе выступает городской труборкестр. Мальчики-счастливчики слушают во все уши и свистят. Фью-фью-фью! Скоро они тоже будут трубачами и прославят Город на Пузатой речке. Голуби спешно доклёвывают плюшечные крошки. А Миндалий прячет свистульки до следующего дня рожденья. В коробку из-под японского чая.
Стадион имени Дуни
Стадион Города на Пузатой речке носит имя курицы Дуни.
Давным-давно в сарае на Зоркой улице жила курица Дуня. Жизнь в городе ей очень нравилась. Здесь были интересные собеседники и вкусные газоны. А вместо петухов кукарекали уличные музыканты.
Одно огорчение — Дуня не могла нести яйца.
У её родных сестёр в деревне уже вылупилось по десять, а то и по пятнадцать цыплят!
А у Дуни — ни одного...
Брела однажды Дуня по городу, асфальт носом тюкала и вдруг...
...увидела за забором стадиона футбольный мяч.
— Как-какое замечательное яйцо! — заквохтала Дуня и, не раздумывая, решила его высидеть.
День сидела, неделю сидела — трудно! Мяч без тепла не оставишь, а еды вокруг мало: всю траву и червяков Дуня выклевала.
Но Дуня сидела-сидела, сидела-сидела, сидела-сидела, и...
...через три недели так ослабела, что просто свалилась наземь. И нечаянно задела когтем обивку мяча.
— Чпох! — Старые нитки разъехались, и из мяча со свистом вылетел маленький футболист!
А в это время на стадионе шёл футбольный матч. Маленький футболист тут же включился в игру, поймал пас, и вскоре все болельщики на стадионе закричали:
— Го-о-о-ол!
От гордости маленький футболист запрыгнул на Дуню с объятьями.
Тогда к Дуне подбежал главный тренер и сказал:
— Такие футболисты нам завсегда нужны!
И тут же предложил Дуне выгодный контракт.
С тех пор Дуня высидела на футбольных мячах целую команду. И несколько запасных игроков. Кормили её вдоволь. И футболисты как на подбор получались крепкими, ногастыми. Так что уже через год футбольный клуб Города на Пузатой речке выиграл все соревнования в стране!
Бордюр-бар
Однажды возле стадиона бордюр развалился от старости. Тогда кузнечик нашёл удобную выемку и обустроил бар. Из него хорошо было видно экран на футбольном поле. Кузнечик наварил крапивного сока. В дни матчей в баре стали собираться все кузнечики города. Они болели за команду, которая забивает гол. Кузнечики поднимали громкий стрёкот и чокались кружками. По домам они расходились пешком, потому что у них в животах было много крапивного сока.
Но как-то раз появилась дорожная бригада. Она сломала кузнечиков бар и положила новый бордюр. Все кузнечики расстроились. Сегодня должен был состояться важный матч, а у них не было крапивного сока. Да и денег тоже не было, чтобы купить билет на стадион.
Тогда кузнечик-бармен потёр коленки и запрыгал вдоль забора:
— Мяч! У шестого! Пас! Десятому! — кузнечик-бармен стал комментировать игру.
Остальные кузнечики тоже запрыгали и закомментировали, чтобы ничего не упустить.
— Го-о-ол! — кричали они дружно, когда мяч оказывался в воротах.
За вечер кузнечики посмотрели четыре гола и совсем не устали. Они скакали домой и стрекотали на всю округу:
— Мы победили! Мы победили!
Приют бездомных зонтиков
В Грустном переулке между домами висят зонты. Это приют бездомных зонтиков. Сегодня в нём суматоха. Тётушка Трость объявила малышам, что они записаны на приём в мастерскую. У зонтика-дракона давно отвалился хвост и стёрлись зубы, а у лягушки выпали три спицы. Но больше всего волнуется зонтик-слон — его нашли в Южном парке без набалдашника да с прожжённой дыркой на хоботе. А с дырявым хоботом — что за жизнь?!
— А ну смирно! Спицы по швам! — скомандовала Тётушка Трость.
Малыши штабелями улеглись в чемодан на колёсиках и поехали на Любимый проспект.
Сначала мастерица обследовала дракона и слоника. Несколько швов и заплаток — и зонтики стали как новые. Рады-радёшеньки. Дракон, как вентилятор, машет хвостом, а слон настукивает новой деревянной ручкой. Зря переживали!
А вот лягушонку сделали операцию. Вжих! Вжих! Вжих! Вставили новые спицы и прописали как можно больше двигаться. Я взяла лягушонка и вышла под ливень. Его глаза на зонтике сразу стали мокрые-премокрые. Я поняла: это он хохоплачет от счастья.
В Сосновом переулке
В Сосновом переулке водятся кроты.
Однажды в земле появилась дырка.
— Портные есть? — пошевелил усиками крот.
— Не-е-ет, — ответила я.
— Тьфу ты, опять не туда попал! — воскликнул крот и скрылся в норе.
— Подожди! — крикнула я и, как Алиса за кроликом, бросилась вдогонку.
Мы выбрались в мясном магазине.
— Тухлятина! — скривился крот и понёсся дальше.
— Объявляю вас мужем и женой! — донеслось из дырки в ЗАГС.
Крот тут же развернулся в мою сторону:
— Лучше бы портными объявили!
— Зачем он тебе? — наконец-то спросила я.
— Шубу новую справить хочу. В этой жарко.
Я догнала крота уже в консерватории.
— Я не из собачьего оркестра, войте сами, — возмущался он в вырытое отверстие.
— У папы классная электробритва, — предложила я ему. — Жужжит — во!
— Для усов насадка есть?
— А то!
Мы вылезли наружу и отправились ко мне. Я побрила крота под ноль, подровняла усы, и он тут же исчез, только шерсть и осталась. Бабушка связала мне землепрочные перчатки. Я до осени рыла в городе ямки, чтоб показать свои перчатки кроту. Но мы с ним больше не встретились.
Южный парк
Кого только не встретишь в Южном парке! Однажды осенью я увидела паучка. Он летел на серебряной ниточке. К его рюкзаку крепился спальник из пакли и кружка в полоску. Паучок искал новый дом для зимовки. В Сосновом переулке он познакомился с начальником воробьёв. Они до заката играли в футбол гороховым зёрнышком. А потом паучок переночевал в ухе дома № 9 на Зоркой улице. Это было жутко неудобно! Паучок отлежал все восемь ног! Утром он решил размяться и полетел на ниточке в Южный парк. Там он сделал зарядку и купил билет в комнату смеха.
— Ха-ха-ха-ха-ха! — хохотал паучок, разглядывая себя в кривых зеркалах.
Вот какой он кривущий паучище! Бойтесь все!
Паучок так развеселился, что потерял свою ниточку. Всё пошло сикось-накось. Он сердито затопал ногами и выкарабкался на крышу. Там скучал старый воздушный змей.
— Куда тебя отвезти? — спросил он паучка.
— В любую щёлку. Лишь бы удобную.
— Цепляйся, — сказал старый воздушный змей.
Они облетели весь город, осмотрели 30 с лишним домов, и в конце концов паучок выбрал для зимовки щель на чердаке Галереи.
— Я обязательно навещу тебя весной, — сказал он Старому воздушном змею и забрался в свой спальник.
Ночью пришли первые заморозки.
Клумбы Южного парка
Садовник Игнатыч всегда где-то рядом с клумбами Южного парка. Много лет он высаживал, поливал, окучивал и подрезал цветы. Всё на ногах, на ногах. Вот они и заболели.
— Посиди и отдохни, — посоветовала ему карусельная лошадка.
Она была красивее всех остальных. Пегая, похожая на настоящую. Игнатыч купил ленту билетов, сел на карусель и катался два часа. У него страшно закружилась голова. Он слез с лошадки и поковылял вокруг Южного парка. Уф, остановка! Игнатыч уселся в Единственный троллейбус и поехал куда глаза глядят. Здорово кататься просто так! Будто заново знакомишься с городом. Игнатыч увидел незнакомую мастерскую и решил туда зайти. Чего там только не было! Сшитое, склеенное, слепленное, собранное, сколоченное. Игнатыч купил грелку из верблюжьей шерсти и соль с Кривого водопада. Всю неделю он делал для коленей целебные ванны. Только одно его мучило: «Как там цветы без меня?».
Когда Игнатыч поправился и вернулся, Южный парк встретил его разноцветными деревьями. Это внучки Бабушки с шершавыми ладонями украсили деревья вязаными лоскутами.
Старый воздушный змей на крыше Комнаты смеха
Раз-два, три-четыре. Каждое утро я вижу, как старый воздушный змей делает зарядку. Он по очереди сгибает и разгибает уголки своего полотнища и растрёпанный хвост. Для своих лет змей выглядит неплохо: сильно выцвел, но швы ещё крепкие. В молодости воздушный змей дольше всех продержался в воздухе и стал чемпионом города. Мальчик Кешка до самого вечера таскал его по улицам, и воздушный змей хвалился победой направо-налево. А потом Кешка растянул змея на стене в своей комнате. Змей одомашнился и целыми днями смотрел в окно: там летали птицы, самолёты, воздушные шары и небесные фонарики. Однажды случился ураган. Он хлопнул плохо закрытой форточкой, живо согнал со змея пыль, сорвал со стены и вышвырнул наружу. «Ой, как затекли бока!» — ужаснулся змей. Но ураган не собирался слушать его причитания. Он мотал змея по всему городу. Змей кувыркался в воздухе, как акробат со стажем. За каких-нибудь три часа он побывал на Любимом и Музыкальном проспектах, полюбовался Ажурной площадью, заглянул в окна Галереи, облетел весь Южный парк. Змей понял: жизнь — это путешествия. Поэтому когда ураган затих и змей застрял на крыше комнаты смеха, он пообещал себе каждое утро делать зарядку. Чтобы всегда быть готовым отправиться в путь.
Осокорь-мечтатель
Осокорь из Южного парка мечтает ходить. Он даже вырос у самых ворот. Но вместо ног у него просто ствол. Как и у других чёрных тополей.
Я сижу на нижней ветке Осокоря. Жалко беднягу:
— Хочешь кеды свои отдам? Правда, они дырявые. Но всё равно. Ветер будет качать их, а ты — как будто идти.
Осокорь гладит меня веткой по голове.
Я крепко привязываю к ветке кеды и спрыгиваю.
— Я пошла, — говорю.
— И я пошёл, — кивает Осокорь.
А кеды насмешливо повторяют мои движения.
— Я побежала! — кричу.
И ойкаю — в ступни впиваются камешки.
— А я тебя догнал, — машет ветками Осокорь и заваливает меня на землю.
Хорошо отдохнуть на траве в Южном парке. Я лежу и рассматриваю кеды, кроссовки и ботинки на Осокоре. Как же много пар — не сосчитать!
— Привет, Мечтатель! — я хочу посидеть на дереве, как раньше. Но Осокорь машет всеми кроссовками. Куда там! Разве его теперь догонишь!
Кривой водопад в Южном парке
Когда-то Кривой водопад был прямым, как стена.
Он падал по ровной гладкой скале в Южном парке.
— БУХ! БУХ! БУХ!
Водопад был большим и сильным.
Жители города боялись мощных ударов воды и любовались им в стороне.
Но водопаду это не нравилось.
— Ближе! БУХ! Не бойтесь! БУХ! — шумел водопад.
Посетители парка восхищались его мощью, но предпочитали оставаться на месте.
— ВПЕРЁД! БУХ! КО МНЕ! БУХ! — кипятился водопад и выпускал сердитые облака пара.
Но даже самые отчаянные смельчаки делали шаг назад.
Изо дня в день Прямой водопад зазывал гостей. Но всё впустую. Водопад так злился, так ужасно злился, что сама скала в конце концов не выдержала и чуть-чуть отступила от него в сторону.
— ТЫ?!! БУХ!!! ОТ МЕНЯ?!!! БУХ!!! — разгневался Прямой водопад.
Он грандиозно шваркнул водой, и скала с грохотом раскололась на крупные и мелкие глыбы.
— Ах! — тихонько, чтобы не услышал водопад, сказала скала.
Она почувствовала, какие таинственные у неё появились пещеры и глубокие расщелины.
— Какой у меня теперь богатый внутренний мир! — втихушку восхитилась скала.
Но водопад больше не ругался.
— Бух-бух-бух. Чув-чув-чув. Хлюпс-хлюпс, — прыгая по глыбам, пел и смеялся водопад на все лады.
— А водопад-то теперь кривой! — удивились жители города и скорее побежали знакомиться с ним поближе.
Ограда Южного парка
У ограды Южного парка продаёт карты дядюшка Гром. Что бы он ни сказал — всё звучит как ругательство! Дядюшка Гром тучей лежит на земле. Он перебирает пальцами травинки. А карты, как простыни, развешаны на верёвке от каштана до клёна. Их держат облезлые прищепки.
Мне нравится читать названия стран. Гваделупа, Бурунди, Барбадос...
— А это какой страны карта?
Дядюшка Гром, колыхаясь, поднимается с земли и смотрит, куда показывает мой палец.
— КИР-Р-РИБАТИ! — гремит Дядюшка Гром. И воробьи испуганно улетают на соседние улицы.
— А вот эта?
— ТР-Р-РИНИДАД и ТОБАГО! — громыхает Дядюшка Гром.
Я вижу, как сверкают надеждой его глаза. Наверное, он мечтает продать хотя бы одну карту далёкой незнакомой страны. Но пока по ним путешествуют только божьи коровки и скрипучие жуки-усачи.
— А какая самая дешёвая?
— КАБО-ВЕР-Р-РДЕ! — рокочет Дядюшка Гром.
Я решаюсь:
— Беру!
— ЗИМБАБВЕ! — продолжает грохотать Дядюшка Гром.
Я кричу:
— Сколько стоит?!
Но он не слышит.
Его голос разносится на весь Южный парк и отправляется дальше по городу.
— НИКАР-Р-РАГУА!
Подъёмный кран
Подъёмный кран строит у Южного парка дома-корабли. Днём он тягает плиты, кирпичи и цемент с этажа на этаж. А когда появляется первая звезда, Подъёмный кран устраивается поудобнее — время смотреть на небесном экране сны горожан. Вообще-то чужие сны смотреть невежливо. Но это запечатанные, взрослые. Да их и невозможно разглядеть — они окутаны плотным, как сметана, туманом. Подъёмный кран на них внимание не обращает. Он ждёт сны открытые, детские. Они, как слайды диафильма, появляются на небесном экране цветными картинками. Щёлк-щёлк. Такие сны смотреть не только можно, но и нужно. Иначе непросмотренные сны начнут тускнеть, черно-белеть — того и гляди растворятся в темноте ночи и перестанут сниться детям. Поэтому Подъёмный кран никогда не спит. Даже на рассвете он цепляет стрелой последнюю звезду и держит её так долго, как только может.
Люди-жирафы
В домах-кораблях у Южного парка живут люди-жирафы. У них длинные гибкие шеи. Они прямо с тротуара или балкона могут заглядывать друг другу в окна. Но окна занавешены плотными шторами. Ведь в квартирах низкие потолки и людям-жирафам приходится сгибаться буквой зю. Поэтому каждую субботу они садятся в вагоны, сворачиваются калачиком и притворяются спящими, пока электрички везут их за город. Там люди-жирафы делают шейную зарядку в зарослях купыря. Они вертят шеями и рассматривают маленькие домики в непричёсанных садах. Домохозяева зовут их любоваться на искусственные радуги в прудах. Но люди-жирафы засматриваются на веранды с огромными окнами и просовывают головы в люки, ведущие на чердак. Они слушают, как гудят стройные печные трубы. Пахнет свободной высотой. Люди-жирафы возвращаются к себе и распахивают окна настежь. Они всем соседям рассказывают о своей прогулке. Долго-долго, до самой ночи. Хотя их макушки неудобно упираются в потолок.
Капитан летней ночи
У соловья строгий клюв. На пустыре он усаживается на единственный куст и осматривает дом-корабль. «Прошу тишины», — цокает соловей и вытаскивает из-под крыльев дирижёрскую палочку. Ти-вить, ти-вить — гаснут по его указке усталые окна. Ив-ив, ив-ив, тррррррррр, — машет соловей палочкой. Из окон сначала слышится сопение, а потом вырывается на свободу первый храп. Соловей командует храпами — лёгкими и тяжёлыми, густыми и звонкими. Дом-корабль плывёт по пустырю, а соловей свистит, трещит, цокает, цыкает, урчит, рокочет, тренькает, щёлкает, укает. С квартиры второго этажа ему перечит музыка из колонок. Но соловей знает, как сделать крещендо своей палочкой. Он поднимается на городом — над целым морем плывущих домов-кораблей. Соловей — капитан летней ночи. И он единственный в мире капитан-дирижёр.
Парковка главного супермаркета
— На старт! Внимание! Марш! — объявляет ночью знак парковки.
Тележки из супермаркета отталкиваются от бордюра и со всех колёс мчатся на противоположную сторону парковки. Торопыжатся тележки, металлическими сетками брякают. Первыми до финиша добираются сразу четверо.
— Номеру 85 штрафные очки! — сердито качается красный знак с белой полоской по прозвищу Кирпич. — Три столкновения!
— Я сегодня больше всех покупок перевезла! У меня колёса расшатались! — протестует
Но Кирпич непреклонен:
— Номерам 69 и 304 тоже штрафы! За ранний старт!
Победителем выходит тележка № 237. Она выезжает на центр парковки и танцует.
— Ваши аплодисменты! — просит Знак парковки.
Тележки бурно хлопают детскими сиденьями. Танец им понравился, но впереди ещё гонка по парам и эстафета. Всем тележкам страшно хочется победить!
— Хоть бы меня забыли завтра, хоть бы меня забыли завтра, — скрипит себе под ручку № 111.
Да только об этом же мечтают все остальные. Быть забытой на парковке и поучаствовать в гонках — это для каждой тележки из супермаркета событие года.
Памятник художнику
На крыльце Галереи тихомолком сидит художник. Много лет назад он задумал нарисовать картину про любимый город. Красивое выбрал местечко! Да только рука с кистью так и зависла над мольбертом. Трудно остановить спешащих прохожих на часок-другой. Художник пытливо их изучает. Но никогда не успевает задержать тех, кто понравился. Правда, некоторые и сами не прочь притормозить. Им во что бы то ни стало нужно заглянуть за мольберт и потрогать художнический нос. Немытыми руками. От этого художник обзавёлся жутким насморком. Его нос ярко блестит на всю округу. Ужасно неловко! Нос сопливится, и художнику приходится постоянно швыркать. Он старается делать это тихо-тихо. Ему совсем не хочется показаться невоспитанным.
Часы на Галерее
Часы работают на башне галереи без малого сотню лет. Почти столько же растёт на башне тополиное дерево. Оно выросло из семечка, которое прилетело на пуховом шаре из зоопарка. В тополином дереве сразу поселилась пара жуков. Нынче они прапрадедушка и прапрабабушка. Они безмятежно отдыхают в гамаке, пока папа-жук бегает по дому, стонет и дёргает себя за усы. В доме жуков кавардак! Самый младший в роду жучок — растеряха! Потерял от часов ключ!
— Разве ключ — это игрушка?! Ты лишил нас работы! — упрекает папа-жук сына-жучка.
Ключ открывает часы, и жуки смазывают шестерёнки воском. Для этого у каждого в семье есть три пары носков для натирания.
— Я ж не специально! — клянется жучок. — Я только вышел погулять. Чтоб все увидели: я не просто жук, а часовой!
— Где ты, говоришь, гулял? — улыбается дедушка.
— На водосточной трубе.
Дедушка тут же расправляет крылья и — вжух! — летит сквозь трубу за ключом.
Потом все пьют желудёвый кофе с мятными пряниками. И прапрадедушка с гордостью шепчет прапрабабушке:
— Теперь каждый жук в нашем роду уронил ключ от часов в трубу. Будем ждать прибавления в семействе.
Прапрабабушка улыбается и смотрит, как качаются ветки тополиного дерева.
Самая старая водосточная труба в Грустном переулке
Чем старее водосточная труба — тем больше она помнит о городе. Стоит заглянуть в неё — и замелькают картинки прошлого. Вот пустырь на месте Ажурной площади, а вот телефонная будка с истрёпанным справочником. Это — славная коняга тянет скрипучую повозку, а это — сова, устроившая гнездо на чердаке когда-то тихого города. Видно даже знаменитое наводнение два века назад. И открытие булочной «Помадка» на Музыкальном проспекте. Замечательные калейдоскопы эти водосточные трубы! Их сколачивают в домашних гаражах трубных дел мастера. Жестянку за жестянкой. По наследству мастерам передаются деревянные молотки и фигурные ножницы. Мастера вырезают ими тысячи крохотных кармашков внутри трубы. Много времени утекает через водосточные трубы. Но в кармашках памяти хранятся все впечатления о городе. О городе на Пузатой речке.
Бердск — Санкт-Петербург, 2015.