За гольцами: октябрь 2023
2 октября, понедельник
Кажется, ко мне пришла следующая книга, увидела её первые фрагменты: ***. Сам сюжет пока не понимаю, но вижу, что это и продолжение финско-русской линии, и линии совмещения разных культур, и уже успела помечтать, что было бы здорово *** — для материала. В любом случае, время терпит: скорее всего, добраться до этой истории смогут только в
6 октября, пятница
Подростки нашего района.
***
Юлины подарки.
Зимнее и летнее.
Видимое и невидимое.
Воображаемое и земное.
Встреча и прощание.
8 октября, воскресенье
Снова штормит. Даже в моей голове откуда-то выдуло слово «штормовка» — давно его не слышала, сейчас всё больше говорят: ветровка, парка...
А утром ветер ворвался в окно и неожиданно принёс с собой звуки церковных колоколов, которые в безветрии в углу нашего острова совсем не слышно. Тут же подумала — вчера ХАМАС чудовищно напал на Израиль, и на Ближнем Востоке началась новая война, — что если ветер усилится ещё, то принесет с собой звуки запущенных ракет, выстрелов, разорвавшихся снарядов...
9 октября, понедельник
Давно так легко не бегала. Вообще очень мало бегала за последний месяц — и вдруг как не бывало усталости, и после километров пяти ноги снова понесли меня сами, и я снова поняла, что ноги самостоятельны, а я, лично я, медленная я, не успеваю за ними, но не могу остановиться, потому что в этот момент решают они. И тут же вспомнила, как утром, когда было занятие по финскому, я чувствовала то же самое: мой язык говорит сам, а я, лично я, медленная я, не успеваю в голове переводить, не успеваю придумывать ответы, как язык решает сам — и говорит.
Как же я люблю всё то же самое, но только когда я пишу! Вчера, например, возник смешной и удачный ботинок в Бакале — но только после того, как я перестала страдать, что «бегу» тяжело и отпустила свою голову на выпас — тут она и побежала сама. Мне надо попробовать перенести это ощущение на рисование — может быть, тогда будет толк. Вчера же, работая над концовкой, я снова стала ловить другое ощущение — бинарного видения: вот это я сделаю словами, а вот это надо будет нарисовать. Такое уже возникало с Бакалей несколько раз, но на всю работу я с таким ощущением не смотрела — всё равно больше нахожусь на территории текста. Я так долго говорила себе, что не умею видеть картинками, что даже вот эти редкие возникающие ощущения — уже прорыв.
11 октября, среда
Кажется, я закончила Бакалю (только проверяю всех персонажей и все линии в последние дни), но ощущения законченности не чувствую: на фоне новостей из Израиля и Сектора Газа снова на первый план выходит сомнение, что в такой работе сегодня есть смысл. Знаю, что это временно, но всё же...
***
Вчера в финале занятия К неожиданно включил мою любимую песню ZAZ — Les passants. Неожиданно, потому что обычно мы танцуем под американский джаз. Вдобавок французский для меня всегда триггер: я сразу начинаю что-нибудь слушать на французском и мечтать о возвращении к языку, который для меня всегда удовольствие, потому что не для пользы, не для жизни — ни для чего, а именно что для меня. И вдруг мало того, что был один умножитель радости — линди-хоп, — так ещё добавился и второй!..
Эта радость от встречи линди-хопа и французского помогла мне доехать до дома: совершенно не понимаю, почему я каждый раз забываю, какое это для меня мучение — ездить на велосипеде в ботинках, кофтах, плащах, перчатках, шарфах и прочей осенней или зимней одежде, когда на улице впридачу штормовое предупреждение! Последний раз, в этом году я еду на велосипеде в последний раз, в поту и полном бессилии заклинала я сама себя, а в перерывах думала о том, что мечтать о возвращении к французскому языку — это всё равно что ждать будущей встречи с только задуманными текстами: то есть с теми, что уже есть внутри меня, и нужно только освободиться от других, чтобы начать проводить время с ними. Может быть, это самая главная поддержка в работе для меня — знать, что впереди есть тексты, над которыми надо работать.
***
Сегодня в наш финский хор пришла незнакомая мне И, которая оказалась из Польши. А после занятия она подошла ко мне и сказала на русском языке, что любит моего Кедрового слоника. На миг у меня возникло ощущение, что никаких границ вообще не существует, потому что иначе: а как такое возможно?
12 октября, четверг
Смешная картинка из самолёта: перед мной сидел мужчина, а перед Алёшей — виолончель в чехле. А через проход сидел другой мужчина, а рядом с ним — другая виолончель в чехле. Сразу захотелось придумать про них какую-нибудь историю! Куда эти двое едут с виолончелями? На концерт или домой? Знакомы ли все они друг с другом, или это такая мода у мужчин сейчас — летать с виолончелями? Иначе почему мужчины не сидят друг с другом? Ведь могли бы разговаривать. И их виолончели, если бы сидели друг с другом, могли бы разговаривать. Ох я бы послушала эту болтовню! А может, мужчины не сидят вдвоём, потому что их виолончели поссорились? И может быть, именно поэтому виолончели в чехлах?
***
Открыла сборник интервью Анри Картье-Брессона (издание «Диалоги», перевод Марины Михайловой), и во втором же разговоре, когда журналист стал расспрашивать фотографа о первых опытах съёмки, прозвучал вопрос:
— И через какое время вы перестали быть довольны результатом?
Не в бровь, а в глаз! Вообще я не сторонница того, что в работе обязательно нужно быть чем-нибудь недовольной, или что нужно непременно быть недовольной результатом только законченной работы, но вопрос мне кажется ключевым в ситуации, когда смотришь на свою работу спустя время, потому что время между точкой, в которой ты делала работу, и точкой, в которой ты этим результатом недовольна, как раз и показывает, чему новому ты научилась за этот период и какой путь прошла.
И оставлю здесь же вторую цитату из книги, которая оказалась созвучной моим ощущениям от работы:
«...Иногда меня спрашивают: „Которая из ваших фотографий вам нравится больше всего?“ Это меня не интересует. Меня интересует моя следующая фотография, следующее место, куда я отправлюсь. С моей точки зрения, каждый новый проект надо рассматривать как новый опыт. Прошлые успехи вообще ничего не стоят, надо заново всё ставить под вопрос. Это единственный способ сохранить свежий взгляд в своей работе...».
13 октября, пятница
Кажется, в Осло я впервые почувствовала, что историю мне рассказывает — здание. Не могу припомнить случая, чтобы такое со мной происходило раньше (как, например, со скульптурой или инсталляциями), но когда я оказалась рядом со зданием Оперного театра Осло (проект архитектурного бюро Snøhetta), которое выглядит как огромный айсберг, выросший прямо из фьорда, я вдруг поняла, что оно рассказывает мне о северном месте, рассказывает о том, что искусство — это часть природы, что искусство, которое мы видим как зрители, — это только вершина айсберга, а под водой — огромное количество работы, и что каждому может стать близким это искусство, потому что каждый может отразиться в окнах этого айсберга, а ещё забраться на его макушку и — увидеть мир...
***
Вопрос для размышления в одной из комнат Национального музея.
Вот вроде бы отвечаешь сама себе на него всё время.
Но он из тех вопросов, что продолжают задаваться даже при наличии ответов.
16 октября, понедельник
Пришла форма книги сразу на двух языках. Математически точная и ясная, как зеркальная фуга Баха — ну, на уровне идеи в моей голове, потому что пока я совершенно не представляю, как это осуществить, ведь скорее всего для того, чтобы язык книги соответствовал форме, то оба языка должны быть равными друг другу. И вот чего я не люблю — так это когда форма приходит первой. Это всегда мучение — дотягивать содержание до формы. Когда наоборот, то мне почему-то легче.
А если говорить про два языка, то в последнее время стала замечать, как на фоне финского у меня ухудшился разговорный английский. Иногда открываю рот — и чувствую, как финские слова лезут вперёд английских (как несколько лет назад, когда французские слова опережали английские) и что вообще у меня в голове какой-то общий, финско-английский язык — это потому что я учила финский через английский, и возникла оппозиция: русский на одной стороне, а финский и английский — вместе на другой.
Интересно, что из-за этого постоянного пребывания в других языках я вижу, как упрочнился мой русский, потому что я намеренно только активнее стала читать, слушать, говорить и писать на русском — то есть вся языковая программа минимум выполняется. Но чтобы писать на другом языке — нужно хотя бы начать писать на другом языке.
20 oктября, пятница
На вчерашней премьере спектакля Merimonsterit, куда нас пригласила К, актёры вызвали из зала случайного ребёнка, чтобы он им подыграл в одной сцене (порыбачил в лодке и залез вместе с актёром в пасть огромной акулы). Ребёнок довольно невозмутимо и естественно, как мне показалось, сделал то, что было нужно, — и снова ушёл в зрители. Но это не главное. Главное было в конце. Когда вся постановочная группа собралась на поклон, актёр сбегал в зал и вывел на сцену и этого ребёнка. И я вдруг поняла, как одно это действие поменяло картинку: теперь этот ребёнок был не просто зрителем, который смотрел спектакль, — он стал создателем спектакля наравне со взрослыми. Как будто из картинки исчез возраст: не важно, сколько тебе лет, но если ты внёс свой вклад — ты на равных среди тех, кто вложил. То есть ребёнок получил ощущение настоящего, а не понарошку, участия в общем деле. То есть его не использовали, а он именно что был на равных. И другой момент: это увидели все остальные зрители — и тут я в первую очередь имею в виду детей. То есть они увидели, что один из них оказался в роли актёра на сцене — а значит, и они сами могут быть уже не в зрителях, а по другую сторону занавеса. Разумеется, я не думаю, что все дети отрефлексировали эту ситуацию так, как я описываю, но мне кажется, что само пребывание в такой ситуации всё равно даёт такой эффект — среда учит.
***
Новый валежник в нашем парке:
и в погожий, и в ветреный день,
и даже шторм не разлучит нас.
***
Потихоньку шью свою октябрятскую книгу. Она — неожиданно — получается лучше, чем я задумывала. А другое неожиданное — в процессе создания приносит мне просто тонны удовольствия. Делилась этим с Алёшей — и сформулировала «почему»: потому что я не визуальный художник. То есть надо мной не висит табличка художника, как табличка детского писателя; потому что я делаю это только потому, что хочу это делать, потому что хочу рассказывать историю вот таким образом, и никто от меня этого не ждёт, и у меня слишком мало представлений о визуальном искусстве, чтобы задумываться о каком-либо своём месте, и даже если я думаю про выставку, то это потому, что голова привыкла ставить цели и задавать векторы, так что я совершенно свободна в этой своей работе — и вот это ощущение свободы прямо пропорционально ощущению удовольствия. Даже не помню, когда я в последний раз такое чувствовала в работе над текстами. Наверное, только в самом начале. При этом нельзя же сказать, что из работы над текстами удовольствие исчезло — совсем нет, оно просто стало другим, более сложным. Это удовольствие от того, что как раз знаешь своё место и знаешь, чем занимаешься именно ты.
23 октября, понедельник
Выбирала для сайта цитаты из зимних «Историй Цветного проезда», остановилась на фразе «Ведь когда у тебя впереди остров, то хочется жить вприпрыжку!..», посмотрела на неё без контекста — и вдруг поняла, что это фраза из «Каскадёрок»! Вот ужас-то: использовать одну и ту же фразу в разных текстах, без умысла, по недосмотру! Тут же полезла в «Каскадёрок» — но ничего там не нашла. Тогда запустила поиск по файлам — и оказалось, что эта фраза действительно, за парой изменений, из «Каскадёрок», правда, с того времени, когда они ещё не были «Каскадёрками», а назывались «Давайте бакалиться!», потому что когда текст не шёл, то я в отчаянии отдавала ему всё, что у меня было, даже жертвовала языковой идеей «Бакали» и её названием, — и вот я совсем забыла об этом, а голова помнит! Хорошо, что тексты сами знают, как им лучше, поэтому и фраза про вприпрыжку от каскадёрок перешла к Историям, и каскадёрки всё-таки стали каскадёрками, а название «Давайте бакалиться!» вернулось к Бакале — и всё по своим местам.
25 октября, среда
Очень странное ощущение было вчера: я села за рабочий стол с «надо» — с необходимостью вычитать Бакалю, и вдруг поняла, что если сейчас не стану писать что-нибудь просто так, от себя-ребёнка, своим голосом, то просто взорвусь. Как-то мгновенно возникла потребность написать что-то ни для чего, не думать книгами, не думать концепциями, а писать просто так! И, конечно, когда я села и попыталась что-то написать, то оказалось, что писать мне нечего, потому что я совершенно разучилась писать просто так, потому что я сразу начинаю думать, а зачем я это пишу, да почему, и как это встраивается в мою общую текстовую картину. Тут я расстроилась, т.к.это как-то очень по-взрослому — не уметь спонтанно писать. От расстройства я обратилась к своей октябрятской книге, чтобы хоть что-то делать. И после пары часов шитья оказалось, что я придумала новую книжку-картинку (***). Но это меня совершенно не обрадовало, потому что, во-первых, мне некогда ею заниматься, а во-вторых, она пришла ко мне опять же — цельной книгой, концепцией, мыслью, встроенной в контекст, а не просто так, ни для чего.
***
Вчера вечером ехала в трамвае за водительской кабиной. На Хаканиеми водители поменялись, и тот, что заступил на смену, тронул было трамвай с места, но вдруг остановился и открыл переднюю дверь, в которую забежала девушка. Забежала и тут же сказала водителю:
— Sä oot paras, kiitos! (Ты лучший, спасибо!)
И пошла в салон.
Поразительно, как всего три слова могут изменить настроение в вагоне.
Но может, я придумываю, конечно, и это просто мой мозг радуется тому, что финский перестал быть музыкой без слов.
27 октября, пятница
В среду на хоре была забавная картинка. Я пела второй голос, и случайно вышло так, что все остальные вторые голоса в этой песне сидели исключительно справа от меня, а все первые — передо мной, а в центре зала была Й за роялем. И вот когда мы начали петь, я вдруг услышала, что вторые голоса ужасно ускоряют песню. Потому что их много. Потому что они все, кроме меня, сидят одним целым. И из-за этого они больше слышат себя, они окружены одинаковыми голосами — и это затмевает им все остальные звуки. А я сидела — снаружи. И поэтому могла слышать и рояль, и первых, и вторых. И ещё могла слышать, к своему изумлению, как мой собственный голос становится громче, нарочно, чтобы петь медленнее и тормозить другие вторые голоса. Даже не представляю, какую какофонию услышала за роялем Й! Но как только я всё это увидела, то тут же стала думать, что хор — это прекрасное упражнение для того, чтобы учиться слышать других.
***
Стала испытывать необъяснимую нежность к финскому звуку «с». Как будто я распробовала на вкус его шипящесть — и теперь это лучшее лакомство. От слова «киитос», например, у меня ощущение, что на слогах «кии» ты как будто разбегаешься, а на слоге «тос» — падаешь в подушки, и это «с» — как прикосновение тела к подушкам в момент падения. Не могу припомнить такой любви к каким-нибудь другим звукам в других языках.
***
Кажется, я наконец-то привыкла к погоде. Последние пару недель моё тело как будто не могло уразуметь, что уже не лето, и изо всех сил сопротивлялось холоду. А теперь температура срослась с моей кожей, и я снова чувствую, что +/- 5 градусов около нуля — это лучшая погода на свете.
И птицы это подтверждают. Сегодня на побережье было несколько десятков крякв, а также с десяток-другой лебедей и гоголей. Вдобавок один раз я различила большого крохаля, а среди крякв заметила пары серых уток, а также одинокую канадскую казарку, которая, видимо, отстала от своих — и мигрировала не в тёплые края, а в мир других птиц.
А на летней волейбольной площадке в дачном сообществе играло семейство косуль. Дети уже были подросшими: почти как взрослые, но всё же дети, у которы есть потребность побегать друг за дружкой. Я одеревенела с биноклем, чтобы за ними понаблюдать, и косули-братья показали, как умеют упереться друг в друга лбами и пободаться на тему кто кого? После боданья мама-косуля вылизала им уши, пришёптывая, что каждый из них первый. А потом они все вместе побежали хвастаться боданьем папе и третьему брату. Я пошла по тропинке за ними и увидела, как невдалеке трясётся тонкая молодая рябина. Это папа-косуля чесал об рябиновый ствол своё междурожье. Увидев, что я за ним наблюдаю, он рассердился и поскакал к своим, ужасно несуразный, весь в ошмётках коры на носу, на глазах и за рогами. И вскоре всё косулье семейство растворилось среди деревьев, так что даже мой бинокль не смог отличить, где в этом парке косулины ноги, а где кусты.
30 октября, понедельник
Смешное с занятия: Й дала мне прочитать на финском текст, в котором было незнакомое мне слово somesiivooja. Я знала, что такое siivooja (уборщик), Й объяснила, что some — это сокращение от sosiaalinen media, то есть «соцсети». И поскольку я страшно люблю составные слова, то я сразу подумала, что somesiivooja — это просто название одной из современных профессий, что-то типа чистильщика соцсетей, проверяльщика комментариев, или некого этического цензора, который проверяет посты, — и так я думала в своей голове всё время, пока мы обсуждали статью, пока до меня наконец-то не дошло, что речь о человеке, который просто делает уборку в разных домах и показывает это в соцсетях, то есть о блогере-уборщике. Хороший задел для рассказа эти современные профессии, по названиям которых легко понять не то, что есть на самом деле.